I
Романские, готические, — все,
Кто с вечностью уж вышел на свиданье,
В беспамятстве, величье и красе
Обыденности высятся — и зданья, –
Но музыка! — уста не разомкнёшь,
А звуки переимчивые льются,
Да так и пропадают ни за грош,
А всё же привыкают и смеются.
II
Ну что там примелькалось второпях,
Когда, необоснованному рада,
Реликвия, уснувшая в цепях,
Не требует ни славы, ни уклада? —
И так нерасторопен перерыв
Басов, не прибегающих к нажиму,
Что надобно, понятие открыв,
Выискивать, что так непостижимо.
III
Раскинет ли нам руки на ветру
Погожим днём красавица младая —
Мне кажется, я тоже не умру,
А выживу, владея и рыдая, —
А надо бы с насущным совладать,
Досужее устроить понемногу,
Да некому извечность передать,
Хоть веруем в поверье и подмогу.
IV
Как стрельчатое смотрится окно
Для взоров, позарез непостоянных,
Сегодня лишь мне видится одно
Сгоранье инструментов деревянных, –
И кто ещё из чаши расплескал
Напитком по чащобам, по колосьям,
Колеблемого полюса вокал
С широтами и всем многоголосьем.
V
Быть может, в мае суть его видней,
Вбирающего частности искусства,
И веянье намного зеленей,
И что-то в нём от честности и чувства —
Акаций ли изгиб, что сероват
В качающейся дымке под фатою, —
И я уже совсем не виноват,
Но ведаю, что брезжит за мечтою.
VI
Иль парками, как предками, сильна
Страна моя, шумящая листами,
Иль ты здесь процветаешь, солона,
С незыблемыми вкраплена крестами,
С мостами и воителями — вглубь
Земли моей, о музыки сохранность? –
И что там для тебя ни приголубь,
Не трогает времён непостоянность.
VII
Отравою на кончик языка
Иль клейкою размывчатостью тени
Ты нравишься, не спросится пока
Подспудная разбросанность сирени, —
И лекари, отзывчивые вдруг,
И лошади, жевавшие губами,
Для верности не выраженный луг
Тиарой приподнимут надо лбами.
VIII
Как фольгою измявшейся хрустит
Неслыханное лакомство сиротства,
Мне кажется, никто не отомстит
За выпуклую прелесть превосходства, —
И выпады похожести пройдут,
Как доводы из рыцарских романов,
И выдумки дорогу перейдут,
И выгодам уже не до обманов.
IХ
Как вспыхнувшая на небе звезда
Спешит себя создать без основанья
И трепетность без лишнего труда
Угадывает веры очертанья,
Мы радуемся исстари весне,
Доверившись просчётам и причудам,
И вымыслы, воскресшие во мне,
Оправдываем сговором повсюду.
Х
С фонариком, пронизывавшим, чтоб
Укладывалось лето под полою
И ласковое пение взахлёб
Пронизывалось мерой, как иглою,
Мы отбыли туда, где напоказ
Дремали безысходности литавры,
И липовая просека вилась,
И были безыскусственностью мавры.
ХI
И дерева пронзительная суть,
Прогулок непристойность и пристанищ,
Смирилась бы однажды как-нибудь,
Когда ты восхищаться перестанешь,
Как Гендель, задевая за хребет
Струну обоснования мирского,
Вынашивая издавна обет
Средь торга опустевшего людского.
ХII
Черёмух, точно знахарей впотьмах,
Загадочные вижу я фигуры,
И ночь смутна, и огнь горит в домах,
И отзвуки на редкость белокуры,
И слипшиеся веки фонарей
Вещают, в обещаниях витая,
О таинствах толковых словарей,
Заречные наречья приплетая.
ХIII
Таясь и угождая наугад,
Еловые откидывая ветки,
Ты видывал уверенней стократ
Ступени, обрывавшиеся редко,
Замшелости певучесть на камнях,
Целительное, длительное, злое, –
И, еле переспрашивая страх,
Золой распоряжался и смолою.
ХIV
Язвителен Востока приворот
И вызубрено Средиземноморье —
Народов зарождавшийся оплот
Нуждался в самомненье и подспорье, —
Желанные взрослели города,
Куражась над округою шелковой,
Но тянет их неведомо куда
И тошно им от песенки рожковой.
ХV
Воронье ли мы выдернем перо
Иль по ветру отправленные стрелы?
Полунощного рвения тавро
Европа выжигает оголтело —
Запахивая в лености халат,
Хурму предпочитая дарованьям,
Томит её Багдадский халифат
Своим существованьем и названьем.
ХVI
Наверное, воззренье, как талант,
Увязывало зори с благодатью —
Здорово, Дюрандаль и Олифант,
Роландовы сподвижники и братья!
Покуда мы смятенье веселим,
Развеянное по миру, как опаль,
В молитвах воссиял Ерусалим,
И выдохся, и пал Константинополь.
ХVII
И взор скорбил, уставленный горе,
И земли, обретённые послеже,
Как персики в заморской кожуре,
Взрастали, покорителей разнежа, –
Дальнейшее сложилось прехитро,
На выцветших расправленное крыльях, —
Расплавилось неверий серебро
И розы обозначились в мерилех.
ХVIII
Ах, стало быть, и вновь не до побед,
Покуда расставаться не умею —
И высохшие кубки Ганимед
Протягивает ныне Гименею, —
Пока Сарданапала борода
У древности в заступницах — ещё бы! —
Воздушное пространство навсегда
Охватывает щели и трущобы.
ХIХ
И что ему до гимнов назывных
Цикадой разошедшегося барда
От вольности наследников прямых
До плачущего в хижине бастарда,
Чтоб лыка не вязавшая латынь
Пристроилась, как утренняя фраза, —
И зов его запрятала в полынь
Свирели утомившейся эмфаза.
ХХ
Велит ли наболевшее в груди
К неназванному часу потянуться? –
Ну что ему заждаться впереди,
Проститься, обратиться, обернуться? —
И что ему и святость, и почёт,
И чаянья, и муки, и коварство,
Покуда обрекает и влечёт
Средневековья чудное школярство.
С ТЕХ ПОР
Полюбили и мы с тех пор,
Как узрели красу безмежья,
Край туманов и смежных гор
По Кавказскому побережью.
Как безденежье ни казнит
И безмужье ни мучит женщин,
Ты восходишь всегда в зенит,
Стародавней грядой увенчан,
Оправдавший доверье край!
И покуда я это знаю,
Пробуждается — только дай
Ей разгон — высота земная,
Что иное пошлет к чертям,
А иное возвысит славно! —
И на равных играя там,
Не забуду и я подавно
То, что далью отведено
В мир судов, отслуживших людям, —
Нет, не дам я, прозрев давно,
Если даже сюда прибудем,
Нарекать отрешеньем снов
Эту гавань, где ржавь увяла!
И когда вам не хватит слов,
Я свои уступлю сначала,
Возвышая, как якоря,
Адреса моих странствий малых, —
Ведь недаром вела заря
И звезда наверху внимала!
И недаром сейчас сквозь шум
Уходящих согбенно листьев
Мне не гордость придёт на ум,
А предвестье событий мглистых, —
Слишком много уж в мире глаз,
Проморгавших свои ресницы,
Озирающих ночью нас,
Точно были у нас зарницы
Не такие, как всё вокруг, —
Да! наверно, и это было –
И как птицы летят на юг,
Мы на юге вбирали силы,
Чтобы снова судьба цвела,
Как неласковые растенья, —
Осыпает, как цвет, дела
Возмужавшее поколенье, —
Что от женской теперь игры?
От ненастного восхищенья?
Да помучат нас до поры,
До подлунного всепрощенья
Все дороги и все мосты,
Все связующие удачи, —
И поступки мои чисты,
И, наверно, нельзя иначе.
___
Как щиты, растеряв плащи
По путям, где не то оставишь,
Я блаженствую — не взыщи –
Пусть меня ты и в грош не ставишь,
И меня не откинешь прочь —
Ну-ка выну я в сентябре
Залежавшуюся скрыпицу,
Чтобы тополь был на горе
И была под горой девица,
Чтобы горлицы чуял зык
Через ветр к деревам грядущим
И узоры казал рушник
Временам, далеко идущим,
И криница, ведром звеня,
Извлекла для меня из глуби
То, что с детства хранит меня,
А теперь, понимая, любит.
Нет, не знал ты, козак Мамай,
Привязавши коня у брода,
До чего изменился край,
Где как брага была природа!
И теперь, если балку взять,
Запрокинутую предвзято,
Чтобы небо в неё вобрать,
Слишком белой должна быть хата.
И степное моё житьё
Через реки и через кручи
Не забава, не забытьё,
А подобно земле, живуче,
И зыбучесть надстройки всей
Над её нутряным разбегом
Рассыпается без осей,
Не приемлема человеком.
Нет уж проку от связей тех,
Возлегающих, воздыхая,
Там, где ближними правит грех,
Как верхушка у малахая,
И посмотришь порой назад –
Что ни шаг, ошибался часто, –
Но откуда бы взялся сад?
Не взошёл бы он сам — и баста!
И сейчас я откинул прядь,
Точно занавесь я откинул,
И увидел: ни дать, ни взять,
Я, пожалуй, из сердца вынул
Эти выходки или блажь,
Или к ближнему тяготенье, —
Не вошли бы прощанья в раж,
Если б не было мне прощенья!
Как щиты, растеряв плащи
По путям, где не то оставишь,
Я блаженствую — не взыщи –
Пусть меня ты и в грош не ставишь,
И меня не откинешь прочь —
Я не желтая кость на счётах! –
И не то, чтоб ты не охоч,
Не кумекаешь ты в щедротах.
Не учи меня, хлопче, жить,
Насыщаться наречьем вещим! –
Да и суть твою, волчья сыть,
От рожденья дождями хлещем!
И никак я не насмеюсь
На уловки — пусты как лавки! —
Загибайся да сгинь, детусь,
Изгибая гвозди в булавки!
Колымагу бы вам на всех,
Чтобы ехали в подземелье,
Где распух преисподней смех
И завязло в зубах похмелье!
Не мешай мне, свора, дышать!
Не шурши подгоревшей шерстью!
Не успеешь пожитки взять –
Подпалю! исчезай ты перстью!
___
Ну, а та, с кем и встречи нет?
Что она? с голубями ладит?
Наклонясь над теченьем лет,
Ни за что ничего не сгладит —
И глядит, как воды уклон,
Раздвоясь и змеясь, стекает,
И на горле есть медальон,
И минута не отпускает.
Мне и росчерк звезды знаком,
Промелькнувший во мгле вокзальной,
Отозвавшийся слёз комком,
Точно записью целовальной,
Мне и город почти не враг —
Пусть негоже корежить участь —
Но зачем, поступая так,
Не пустил он к себе певучесть?
___
Возвратись ко мне, юга брег!
Здесь шуршат по кустам обёртки
И вовсю коротают век
Царедворческие увёртки.
Коли нету мне лет простых,
Целомудренных неуклонно,
Покачусь-ка в местах святых
Виноградинкою с Афона.
Баловство погибать пойдёт
Под тяжёлою моря ношей,
Чтобы звёзд годовой подсчёт
Головой покачал хорошей.
И тревожа морской дозор
Прозреванием олеандра,
Что-то шепчет, потупя взор,
Прорицательница Кассандра.